За последние полгода многие иностранные «гранды» финансового сектора покинули российскую юрисдикцию или заморозили здесь деятельность. «Б.О» разбирался: как вписывается происходящее в ESG-повестку и как отразится на бизнесе уход международных игроков из РФ.
Внесенный в Государственную думу законопроект № 198584-8 «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для осуществления деятельности по партнерскому финансированию в отдельных субъектах Российской Федерации» говорит о том, что происходит переход от теоретических конструкций (юридических и финансовых) к прикладным финансам. Возникает объективная потребность сравнения не только традиционного банкинга, но и ESG-банкинга с подходами в рамках партнерских финансов.
Фундаментальная дихотомия финансов, основанная на применении или неприменении ссудного процента, как раз и отличает традиционный банкинг от исламского. Но ESG-банкинг имеет ряд специфических характеристик, которые выделяют его из более широкой категории традиционных финансов, например, на уровне бизнес-стратегии, которая должна быть согласована и способствовать достижению Целей устойчивого развития ООН, условий Парижского соглашения и иных национальных и региональных таксономий.
Будущее ESG-банкинга периодически ставится под сомнение, но тенденции и вовлеченность широкого круга заинтересованных лиц не оставляют альтернатив
Банк России в своем документе «Финансовый рынок: новые задачи в современных условиях» не ставит вопрос перспектив ответственных финансов, а выносит на публичное обсуждение прикладные вопросы: формирование инструментов инвестирования, пруденциальное регулирование и рынок углеродных единиц. В этом же документе регулятор предлагает рассматривать партнерское финансирование как инструмент рынка для финансирования экономического развития.
Уже на этом этапе мы видим определенные различия: ответственное финансирование бесшовно интегрируется в традиционные финансы, регулирование может играть стимулирующую роль, а также помогать снижать риски в финансовой системе и защищать от недобросовестных практик, к которым можно отнести гринвошинг. Исламский банкинг имеет серьезный потенциал как инструмент привлечения капитала и инструмент финансирования, но требует нормативного регулирования. Перед законодателем и регуляторами рынка возникает новый вызов.
Терминологические различия также имеют место, поскольку понятие «традиционный/классический/обычный/конвенциональный банкинг» используется, грубо говоря, для неисламских финансов, которые для целей настоящей статьи будем также называть «партнерскими финансами».
ESG-банкинг ориентирован на интеграцию финансовых и нефинансовых отношений. Последние представляют собой триаду: окружающая среда — социальные отношения — управление. При этом максимально широкий круг инструментов финансирования устойчивого развития опирается в зависимости от юрисдикции как на нормативные, так и на ненормативные положения. В России публичный нормативный контур формируется на уровне требований к проектам и выпуску отдельных инструментов (например, Таксономия зеленых проектов или Стандарты эмиссии ценных бумаг).
Активно применяются рекомендации от российских регуляторов и рекомендации в виде международно признанных принципов и стандартов.
Исламский банкинг основан на шариатских стандартах, разработанных Организацией бухгалтерского учета и аудита исламских финансовых учреждений. Так же как и в области ESG-финансов, ведется напряженная работа по развитию стандартов финансирования, отчетности и управления. Например, последний стандарт № 57 регулирует рынок обращения золота.
В России практики в области устойчивого развития изначально активно развивались именно за счет внешних факторов: иностранные инвесторы, биржи и покупатели стали активно интересоваться наличием у российских корпоративных партнеров политик, проектов в области охраны окружающей среды и корпоративной социальной ответственности, нефинансовой отчетности и т.п. Партнерское финансирование, как предполагается, также способно привлечь инвесторов из дружественных стран — членов Организации исламского сотрудничества. При этом важно понимать, что речь идет о глобальном рынке, который по итогам 2019 года составлял более 2,4 трлн долларов США.
Развитие ESG-банкинга претерпевает трансформацию в России, что стало заметно в 2022 году. Национальные проекты и иные актуальные задачи в области экологии, климата, социальной ответственности и управления требуют решения. Суверенный подход подразумевает критичное отношение к навязанным моделям и принципам, поэтому локализует лучшее, самое нужное, прагматичное с точки зрения национальных интересов. И в этом отношении партнерские финансы также близки устойчивому банкингу, поскольку через призму норм шариата «отсеивают» ненужные, а иногда и вредные компоненты, оставляя значимые элементы в тех же проблемах климата, экологии, постковидного восстановления, борьбы с нищетой и голодом.
Повестка устойчивого развития видится смысловой общностью ESG-банкинга и исламского банкинга. При этом так или иначе сохраняется ориентация на лучшие международные практики, их развитие и адаптацию. Достаточно сказать, что такой финансовый институт, как Исламский банк развития (IsDB), разработал Принципы устойчивого финансирования в соответствии со стандартами ICMA. Выпуски «ESG-сукуков» (исламский эквивалент зеленых облигаций) также попали в базу ICMA, при этом объем второй эмиссии «устойчивых сукуков» (Sustainability sukuk) составил 2,5 млрд рублей (90% — социальные проекты, 10% — зеленые проекты). Усилия по сближению инструментов ответственного инвестирования и исламского финансирования также осуществляются на площадке Дубайской рабочей группы по устойчивому финансированию, в рамках которой объединены финансовые институты, публичные и частные компании.
Еще один общий аспект между ESG-банкингом и исламским банкингом состоит в принципиальном отказе от любых спекулятивных операций.
Строгие нормы шариатских стандартов исключают сложные производные инструменты, а также различные комбинации займа (кард) и купли-продажи в рамках одного контракта
В этом — преимущества для наращивания сотрудничества и взаимодействия.
Что касается допустимости сделок, то мы видим общие черты как по части возможности финансирования, так и по части запрета на подобные действия. Запрет «хамре» (например, спиртное) и «майсире» (азартные игры) исключает даже потенциальную возможность проведения сделок в рамках исламского финансирования в отношении соответствующих проектов (товаров). Так и Международная финансовая корпорация в своем Запретном списке исключает возможность кредитования проектов, связанных с алкоголем, табаком, игорным бизнесом. Аналогичные запреты содержатся и в законопроекте № 198584-8. В рамках эксперимента возможные границы как по целям партнерского финансирования, так и по участникам сформулированы максимально широко.
Более того, такой аспект, как верификация или сертификация инструментов партнерского финансирования, вообще остается за пределами регулирования. Недавний опыт создания инфраструктуры верификации проектов устойчивого финансирования в России показал, что это сложный процесс, в котором режим «саморегулирования» не всегда показывает качественный результат. Партнерские финансы могут столкнуться с похожими сложностями, в том числе с точки зрения прикрытия сделок с процентной доходностью («хыйля рибавия»). Маркировка инструментов на соответствие шариатским стандартам также потребует формализованных процедур сертификации.
Стоит понимать, что исламский банкинг во многом построен на сложной системе религиозно-этических норм, в том числе подразумевающих доверие между сторонами. В этом отношении выбор верификатора становится небанальной задачей.
Возможно, такую функцию могли бы выполнять органы при региональных духовных управлениях мусульман в силу компетенций в религиозно-правовых вопросах. В настоящее время опыт аудита и последующей сертификации продукции и услуг имеется в рамках добровольных систем сертификации «Халяль», зарегистрированных в Росстандарте. Например, могут пройти сертификацию предприятия общественного питания, гостиницы, а также организации, оказывающие услуги в области исламских финансов.
Еще одной задачей, с которой неизбежно столкнется рынок партнерских финансов, — цифровизация. Российский ESG-банкинг эту задачу уже решает, руководствуясь формулой: «ESG без IT невозможен, IT без ESG не имеет смысла». Здесь и подбор датасетов с нефинансовой информацией для машинного обучения, и внутренние скоринговые модели, и формирование интегрированной отчетности. Можно ожидать, что российские банки с учетом внутренних продвинутых диджитал-компетенций могут стать драйверами и в области исламских финансов в регионах проведения эксперимента. На международном уровне потребность в цифровизации партнерских финансов также стоит остро. В государствах Совета сотрудничества стран Персидского залива запущены инкубаторы или специальные регуляторные песочницы, где финтех-компании могут тестировать инновации.
Полагаем, что выстраивание всей инфраструктуры партнерских финансов потребует времени, однако это будет важным условием успешного проведения эксперимента под лозунгом не только исламского банкинга, но и устойчивых финансов с учетом российского опыта.
В целом, хотелось бы отметить, что фундаментальные отличия в вопросах формирования доходов (процентные или непроцентные) сосуществуют с некоторыми общими подходами в области устойчивого развития. Представляется, что изучение ESG-практик важно продолжать в системе как традиционного, так и исламского банкинга. Очевидно, что отношения с финансовыми институтами дружественных стран будут учитывать все аспекты взаимодействия, а поиск общих интересов позволит формировать долгосрочную ценность для бизнеса и национальных экономик.